Виталий Лазо: С вершины Эвереста я позвонил домой и спустился на лыжах (ФОТО)

12 июля 2023. Виталий Лазо — альпинист, автор документальных фильмов, горный гид, обладатель звания "Снежный барс". 35 лет своей жизни отдал покорению высочайших вершин планеты. Его "фишка" — спуск с горных вершин на лыжах. Основатель проекта "Фрирайд в зоне смерти" и киностудии KISLOROD. Автор фильмов "Фрирайд в зоне смерти 8 000+", "Аннапурна. Спасибо, что живой", "Зона смерти Нанга Парбат". Организовал более 20 экспедиций на вершины свыше 7 и 8 тысяч метров над уровнем моря. Первовосходитель горы Ломоносова в Антарктиде. Словом, человек, знающий о том, как преодолевать трудности и достигать своих целей.

В мае 2023 года Виталий вместе со своим другом Антоном Пуговкиным — коллегой по проекту "Фрирайд в зоне смерти", мастером спорта по альпинизму и тоже "Снежным барсом" — взошли на Эверест, с которого Виталий смог спуститься на лыжах. О том, как прошла экспедиция и почему её успешное завершение не раз было под угрозой, Виталий Лазо рассказал корреспонденту ИА KamchatkaMedia.

— Виталий, ради чего вы решились на эту экспедицию? В вашем списке побед уже немало восьмитысячников, в том числе и таких вершин, которые опытные альпинисты считают более сложными и опасными, чем Эверест. Или без Эвереста любые достижения ничего не стоят?

— Со спортивной точки зрения подъём на высочайшую вершину мира действительно не особо интересен. Там слишком много людей и коммерции. Для тех, кто готов отдать любые деньги за мечту, прокладывают трассы, развешивают перила, организуют лагерь, доставку и прокат оборудования и так далее. Для сравнения, в пакистанском Нанга Парбате — это девятая по высоте вершина мира — мы делали всё сами, ещё и съемку вели. Объективно там было сложнее, чем на Эвересте.

Но! Когда люди интересуются, был ли ты на Эвересте, ответ "Нет" вызывает реакцию "Ну, всё понятно с вами". И мы на это с Антоном повелись.

— Вы на Эверест тоже решили подняться, как и на все ваши предыдущие восьмитысячники, без кислорода? Пройти "зону смерти" без поддержки?

— В начале решили, что восхождение будет без кислорода. Предварительно это не афишировали. И хорошо, потому что обстоятельства сложились так, что пришлось выбирать — либо идти с баллонами, либо вообще не идти. При этом подавляющее большинство людей ходит на Эверест именно с кислородом, но от этого высота в 8 848 метров меньше не становится.

— С чего начали подготовку к экспедиции?

— Искали средства на снаряжение, технику. Специально заказывали комбинезоны — их шили на нас индивидуально. Добивались от непальских властей разрешения на посещение горных районов — пермита. Предсказуемо, там он самый дорогой в мире — стоит около 10 тысяч долларов на человека. Плюс ещё столько же нужно было заплатить за услуги офицера связи, еще страховка, пермит на видеосъемку, авиабилеты, плата за пребывание в национальном парке и так далее. Команда у нас была пять человек — мы с Антоном и операторы: Фарит Налимов, Иван Родин и Антон Скрипаченко. Иван и Антон с Камчатки, их многие на полуострове знают. Помог нам организовать эту экспедицию Александр Абрамов, президент клуба "7 вершин".

— Обычно на Эверест поднимаются во второй декаде мая, а приезжают на гору за месяц для акклиматизации. Вы так и поступили?

— Мы приехали даже раньше. Из Москвы в Катманду, столицу Непала, вылетели 4 апреля. Была у меня мечта — подняться на вершину 24 мая, у меня в этот день был юбилей. Забегая вперед, скажу, не получилось. Далее самолетом из Катманду вылетели в Луклу, а уже оттуда пешком шли до Намче-Базара.

Лукла — город в восточном Непале, перевалочный пункт туристов и альпинистов, направляющихся в окрестности Эвереста. Находится на высоте 2 860 метров. К Лукле нет автомобильной дороги, но в городе есть небольшой аэропорт. Из Луклы добраться в Намче-Базар можно либо пешком, либо вертолетом. Путь по прямой — 13 км, но это горы, поэтому длина тропы составляет более 50 километров. Считается, что такой путь помогает акклиматизироваться, ведь городок Намче-Базар находится на высоте уже 3 400-3 800 метров над уровнем моря. Для сравнения — это приблизительно высота Корякской сопки, самого высокого вулкана в окрестностях Петропавловска-Камчатского. 

— Отличался ли этот городок от тех многочисленных высокогорных поселков, которые вы видели за время своих путешествий?

— Конечно, у каждого из таких городков есть свои особенности, но в Намче-Базаре, настолько оторванном от цивилизации, было странно увидеть огромное количество гостиниц, ресторанов, магазинов, в том числе и бутиков. Всё для туристов. Ведь сюда приезжают не только альпинисты, но и просто люди, которые хотят снизу своими глазами полюбоваться на Гималаи и Эверест. Приятно было увидеть, как чтут здесь память великого человека — шерпа Тенцинга Норгея (9 мая 1953 года британец Эдмунд Хиллари и шерпа Терцинг Норгей первыми в мире поднялись на вершину Эвереста — прим. ред.).

— И там вы уже начали работу над документальным фильмом?

— Попытались начать! (смеется). Несмотря на то, что у нас были все разрешения на съемку, в начале нам не давали ничего снимать.

Поднимаем в небо дрон — тут же бежит местный блюститель закона, машет: "Прекращайте, прекращайте!". И так три дня, пока наш документ все наизусть не выучили и не получили подтверждения от всех важных лиц.

А погода стояла — фантастика: солнце, вершины видны как на ладони! А вот когда мы переместились в Южный базовый лагерь, он на высоте 5300, там уже стало похуже — снег по колено, сверху морось.

В базовом лагере стоят палатки 34 компаний, занимающихся подъемами на Эверест. Он здоровенный, длиной где-то два с половиной километра. И даже самые простые площадки во много раз круче, чем альпинистские лагеря где-либо.

Например, для кофе можно найти любое альтернативное молоко, есть даже палатки-бары, где можно выбрать всё, что захочешь. И кормят как в ресторане: фарфор, приборы, вся еда мира.

У нас в лагере компании "7 вершин" были свои индивидуальные палатки с койками, постельным бельем и подушками. Честно скажу, нам с Антоном такой уровень сервиса был не особенно нужен. Потому что много людей, ночью всё светится фонарями… Организованный лагерь, булочки с корицей — это все здорово, но нам этого не надо — расслабляет, теряешь концентрацию на цель. А вот палатка-офис, которую нам выделили, конечно, пригодилась. Там была вся съемочная аппаратура, можно было слить материал и зарядить камеры. Этим мы занимались вечером, после съемок.

— Какую съемочную аппаратуру взяли с собой?

— Кроме камер и GoPro привезли 9 дронов. Не знаю почему, но каждую, абсолютно каждую (!) экспедицию в первый день съемки у нас падает дрон. Это уже традиция такая. И когда в этом году у Фарита дрон улетел на другой берег реки, мы особо не расстроились. Нашли аппарат, принесли и поняли — традиция соблюдена, значит всё будет хорошо.

— Много наснимали материала?

— Примерно 12 терабайт видео. Нам удалось пообщаться с огромным количеством людей, среди них есть чрезвычайно интересные личности. Например, Рафаэль, бразилец, который потерял зрение на один глаз в пять лет, на второй в 15. И это не мешает ему заниматься альпинизмом. У него есть помощник, который идет впереди, а Рафаэль считывает рукой его движения и повторяет. Так они в связке поднялись на Мак-Кинли, на Эверест.

Гарри, непалец без ног, смог сам, без сопровождающих подняться. У него интересная история, он судился, чтобы ему дали пермит, потому что ему как инвалиду запрещали подъем. Но он выиграл и пошёл. И общаясь с ним, понимаешь, что не он инвалид, а многие из тех, кто имеет руки, ноги и зрение.

Хотя бы ради таких интервью стоит посмотреть наш фильм, который будет готов к концу этого года. Его рабочее название "Кислород-2. Эверест". Это будет 5 серий по 40 минут.

— Вы с Антоном опытные альпинисты, а как чувствовали себя операторы? Ведь 5 300 — это очень серьезная высота.

— Операторы в таких горах не были, поэтому их пришлось заставить взять с собой не просто солнечные очки, а очки категории 4 (это максимальная степень защиты от солнца, очки пропускают всего 3-8 % света — прим. ред.). И даже в них они чувствовали дискомфорт, потому что солнце очень мощное. Порой в видоискателе было не видно, что снимаешь. Горная болезнь была у всех, но работали, держались до конца. Иван Родин поднялся с нами до второго базового лагеря на высоту 6 500. А выше мы с Антоном уже снимали сами.

— А что еще на такой высоте непривычно, кроме снижения кислорода в воздухе?

— Солнце очень мощное. Температура воздуха может быть минус 20, вы в палатке и жара такая, что не дай бог. И деться некуда. Это при безветрии. Легкое движение воздуха — и становится холодно. Очень дискомфортно.

Чем выше, тем тоньше атмосфера, меньше защита от инфракрасного излучения, и тем сильнее себя чувствуешь как в микроволновке.

Спасение, если ты в палатке, одно — накрыть полог спальником, который не даст жарким солнечным лучам проникнуть внутрь. Парадокс, когда среди холода приходится беречься от солнца. А как только солнце заходит, наступает ужасный дубак.

— Делали ли вы что-то на удачу, чтобы точно подняться?

— Я особо не верю ни в какие приметы, но принял участие в обряде под названием пуджа. Его проводят перед выходом в сложное и опасное место и, конечно, перед восхождением. Во время церемонии буддийский монах читает молитвы, раздает и разбрасывает рис.

Знаете, я раньше участвовал в таких церемониях просто потому, что так принято. Но однажды мы поднимались на гору, где были такие огромные ледовые выносы, и именно на этом участке маршрута за день до этого погибли пять корейских альпинистов.

А у меня после обряда в кармане осталось немного риса. И рука сама потянулась к карману. Я разбрасывал рис и старался думать о хорошем. Настроился, и преодолел участок.

Вот и на Эвересте к этому обряду все серьёзно относятся, никто втихаря не смеётся Его для нас провёл монах, который добирался до базового лагеря пешком три дня. Заняла церемония около двух часов. Всё это время над монахом держали зонтик — шёл мокрый снег.

— Как обычно проходит акклиматизация?

— Дорога до вершины состоит из четырёх лагерей. Первый находится на высоте 6 100 метров. Потом 6 500, 7 100 и 8 000 метров. Последний лагерь уже в "зоне смерти", где долго прожить без дополнительного кислорода невозможно. Для того чтобы подготовить организм, нужно пожить в базовом лагере, подняться на 6 100, спуститься, отдохнуть. Затем перейти на 6100, подняться на 6 500, опять спуститься. И вот так, постепенно, наращивать высоту. Последний этап акклиматизации —это подъем на 8 000 и … нет, не штурм вершины. Возвращение в базовый лагерь на 5 300, даже можно ещё ниже, на 3 500, отдых, и уже оттуда штурм вершины. На всё это уходит примерно полтора месяца.

— Удалось вам придерживаться такого плана акклиматизации?

— В начале все было по плану. Поднимались до второго, потом и до третьего лагеря несколько раз. А недели через три на высоте около 7 000 остановились на ночёвку. Кроме нас там никого не было, и два шерпа попросились к нам в палатку. Мы с Антоном, конечно же, сказали: "Без проблем". Но всю ночь не спали, потому что эти два парня беспрерывно кашляли и чихали. Но мы же крепкие, мы же сильные, с высоты 7 000, куда поднимались три дня, на утро сбежали часа за четыре на высоту 3 500. Остановились у одной очень хорошей женщины, переночевали.

Утром садимся есть, и я чувствую: что-то не то. А через час я превратился в квашню. Температура 40, сильный озноб, жажда, насморк.

На третий день такого состояния стало понятно, что нужна врачебная помощь. Лучше не становилось, причём, уйти оттуда невозможно, потому что сил нет, машины там не ездят, остаётся только вертолёт.

Страховой случай, летим с Антоном в Катманду (Антон тоже приболел, но в более легкой форме). Там капельницы, кислород… Через три дня говорят, что готовы выписать, чтобы долечивался уже сам. "А в горы?" "Нет, конечно, ни-ни!". Я говорю: "Ага" (смеётся). Выписывают меня, я жду чуда, а лучше не становится. Пришлось пить антибиотики.

Диагноз мне поставили странный. Местные называют эту болезнь "кашель долины". Каждый год именно в той местности, откуда идут подъемы на Эверест, болеют и местные жители, и туристы. Но у местных практически иммунитет, они переносят на ногах, а у туристов по-разному — кто легко, кто как я.

При этом мой организм уже понял, что его хотят затащить наверх, и он был готов сделать всё, чтобы его в экстремальные условия не отправили. Короче, у меня заболело всё, что только можно. Мы вернулись, но теперь я мог пройти только 400-500 метров, да и то по прямой, после которых изнемогал от усталости.

— И что же вы делали?

— Не сдавался. Лечился как мог. Через четыре дня долетели до базового лагеря. Состояние получше, уже километр пройти могу. Я не понимаю, будет ли штурм вершины, но знаю, что нужно сделать максимум, чтобы он был. Нам опять начинать всё с начала — выходить на 6 400. Поднимаемся по леднику Кхумбу. Прошли где-то треть. Понимаю — всё. Уговариваю себя пройти ещё вот до того сирака (ледяной пик, вертикальное ледниковое образование, образующееся на передней кромке ледника — прим. ред.). Через 50 метров я у него. Ну, думаю, можно ещё до того дойти. Ещё прохожу немножко. И так я дошел до средины ледника, где народ обычно обедает. Чай, конфетка, полчаса отдыха, смотрю, вроде, силы вернулись. Вот так потихонечку и доковылял до первого лагеря.

Там два часа повалялся, думаю — надо подниматься. Так дошёл до второго лагеря. Переночевали, спустились на лыжах (там, а также у третьего лагеря, кстати, лучшее катание на Эвересте) и отправились на предштурмовое восстановление на 3 500. Там уже лесная зона, хвойники, я пошёл в лес, насобирал пихтовых веточек, сделал себе подушку, чтобы дышать пихтовым воздухом. Медитировал, пытался себя настроить. Стало немного получше.

— Именно в этот момент вы приняли решение идти с кислородными баллонами?

— В этот момент стало окончательно ясно, что в таком состоянии без них мы вряд ли поднимемся. Использовать их начали на высоте 6 500.

— Кроме баллонов вам пришлось ещё лыжи нести с собой и идти в специальных ботинках?

— Да. Ботинки у меня были особые — на два размера больше, чем нога. Внутри особый вкладыш. Он тоже больше, чем нога. Флисовый носок, но и это ещё не весь пирог, потому что поверх ботинка еще неопреновая чуня до колена. Во время штурма в носок я ещё положил химическую грелку и две грелки между другими слоями. И только благодаря такой системе не отморозил пальцы на ногах. А еще на 8 000 перед штурмом я разрезал резинку на носках. Это давнишний мой прием, делается это для того, чтобы резинка не пережимала ногу. На высоте сильно ухудшается кровоснабжение, и даже такая мелочь может сильно повлиять.

— В какое время суток вы начали штурм Эвереста?

— Ночью. В четвёртый лагерь, который находится на высоте 8 000 метров, пришли в 16 часов. Надо сказать, что этот промежуточный лагерь представляет собой очень странное зрелище. Оттуда ничего вниз низ не носят, потому что нет сил. Палатки потихоньку заносит снегом, ветрами их разрывает, а новые потом ставят на слой старых. Как бы то ни было, там мы отдохнули и в девятом часу вечера вышли на штурм.

Тут меня подвел фонарик. Новый, полностью заряженный, начал мигать, показывая, что скоро выключится. А запасной в базовом лагере, за ним не сбегаешь. Темень, ни луны, ни звезд.

На высоте 8 400 слегка стало пробиваться солнце. И перед нами вырисовался силуэт горы. И я думаю: "Ёлки палки, неужели нам на неё нужно идти? Она же огромная как монстр!".

22 мая, раннее утро. Мы уже на месте, которое называется "балкон", оттуда три-четыре часа до южной вершины. Потом ещё часа два до главной точки. А я чувствую, что на каждой ноге у меня по шестнадцатикилограммовой гире. Хотя ботинки были тяжелее обычных едва ли на 400 граммов каждый. Понимаю, что нужно освобождаться от лишнего груза. Например, скинуть лыжи у Южной вершины. Дойду, думаю, сфотографируюсь и брошу.

Выходим. И тут вижу, что осталось пройти небольшой спуск, ступени Хиллари, а там выход на главную вершину. Ладно, думаю, дойду до вершины и выброшу там. Дошел до ступеней Хиллари. Поставил камеру, немного поснимал. Собрался силами и пошёл дальше.

Так и дошел до вершины. Пообнимались с Антоном, поснимались. Позвонил любимой супруге.

— Как вам вид с вершины мира?

— Честно скажу, не помню. Рассматривал восточную стену, которую давно мечтаю покорить. Подойти к ней можно только с китайской стороны, а в этом году Китай закрыл подъём на Эверест… Мысленно прокладывал маршрут.

Тут надо бы надеть лыжи и отправляться вниз. Антон с камерой спустился метров на 150 ниже, чтобы меня заснять на спуске. И вот я стою перед рюкзаком и перед лыжами… Минуту стою, вторую. Просто смотрю: рюкзак и лыжи. Сейчас смешно вспоминать, но всё было более чем серьезно.

Отсутствие реакции, нарушенная координация, заторможенный мыслительный процесс… У меня начался отек мозга.

С горем пополам надел лыжи и доехал до Антона. У него губы уже синие, замерз, пока ждал. Попросил его снять меня со спины и не завалить горизонт. Антон говорит: "Скоро меня тут уже снимать надо будет". Но снял. Горизонт, правда, завалил. 

Спустился я на лыжах до ступеней Хиллари, там уже переобулся в кошки. Думаю, нет, теперь я лыжи не брошу, на них уже можно написать "Эверест".

— В мире есть всего несколько человек, который спустились с вершины Эвереста на лыжах, их меньше, чем людей, побывавших на Луне. А среди россиян вы стали первым?

— Получается так.

— А что было дальше? Насколько известно, спуск — это самое главное. Большинство альпинистов на Эвересте погибает именно на спуске.

— Приходим в штурмовой лагерь на восьми тысячах метров. Тот, где мы отдыхали накануне. Тут я принимаю одно из самых идиотских решений в своей жизни. Вместо того чтобы идти дальше, решаю переночевать в этом лагере, чтобы завтра с новыми силами уже спускаться. С моим альпинистским опытом такое решение можно оправдать только тем, что мозг уже не мог нормально работать. Антона, видимо, тоже зацепило, потому что он говорит: "А давай!". А в том состоянии, в котором мы уже были, спускаться вниз нужно обязательно, и как можно ниже. Если нет сил, ползти.

И всё-таки мы пошли вниз.

На 6 700 у меня наступила предобморочное состояние, стало кренить то вправо, то влево. Еле на ногах стоял. Чувствую, что отключаюсь, постою, опираясь на палки, и дальше. Так дошли до 6 500. Там стало понятно, что организм отказывает. Вызвали вертолет — на такой высоте он уже может забирать людей. И вновь госпиталь, вновь врачи и новый диагноз — отёк мозга и легких. Это крайнее проявление горной болезни. Так что свой юбилей я встретил в больнице. Но совсем не грустным — ведь за плечами был уже пятый восьмитысячник планеты.

— Во время восхождения вы использовали кислородный баллон, почему же всё-таки у вас возник отёк мозга?

— Наличие кислородного баллона не означает, что ты идешь по равнине. Кислород здорово помогает, но вне зависимости от этого рельеф очень сложный, всё тело испытывает запредельные нагрузки, идёт огромный расход энергии — раз в пять больше, чем в обычной жизни. Мы с Антоном сильно похудели. Он, кстати, перенес подъем хорошо, в отличие от меня, но тут, я думаю, виноват "кашель долины".

Кстати, вот фотография пустой бутылки. Я выпил воду на высоте и закрутил крышку. И у подножия горы бутылку всю сплющило. Представляете, как там разрежен воздух?

— Выше Эвереста уже не подняться, по крайней мере на этой планете. Нет ли ощущения, что всё уже пройдено?

— Такого ощущения нет. На планете еще много высоких гор. Следующая наша экспедиция будет в Антарктиду, там мы собираемся пройти первопроходцами. Точных планов пока открывать не буду, но точно будет интересный проект, про который мы в своё время расскажем и покажем в наших фильмах.

Смотрите полную версию на сайте >>>