SevastopolMedia, 13 ноября. Люди, сражавшиеся в зоне проведения специальной военной операции, особенно те, кто носит погоны кадрового военного, крайне редко идут на контакт с журналистами. По многим причинам. Им нелегко вот так сразу рассказать обо всем, чему они были свидетелями на линии огня. Где смерть каждый день смотрела им в глаза. Где удача не каждому улыбается. Слишком уж тяжелым был их труд на боевых перепутьях, где поведение человека совсем не укладывается в привычные для мирной жизни рамки. Тем не менее житель Севастополя, доброволец с позывным "Марчекан", воевавший на северском направлении, где получил ранение, согласился дать небольшое интервью. Материал подготовлен корр. газеты "Флаг Родины" (12+).
"Марчекан" родом из Магадана. Сорок лет прожил в столице Колымского края. Потом судьба побросала его по другим городам и весям России, пока не обосновался в Севастополе.
Военнослужащий с позывным "Марчекан". Фото: Из архива военнослужащего
— Это — город моей мечты! — говорит "Марчекан". — Здесь мне абсолютно все нравится. Самое главное — здесь живут хорошие люди: открытые, добрые, честные. И пусть я вырос на берегу Охотского моря, но Черное море мне больше всего по душе.
Герой нашего интервью — высокий и поджарый мужчина. Сразу видно: спортом в молодые годы занимался.
— Да, — подтверждает он. — В юности я начал заниматься единоборствами, а до участия в спецоперации практиковался систематически.
Ветеран СВО имеет два высших образования. По первому образованию он инженер-технолог, а второе высшее у него — спортивное. В детстве мечтал работать тренером. Но судьба повернула по-другому.
— В 2014 году, проживая в Новосибирске, в новостях я узнал, что киевские "атошники" обстреливают Донецкую область, — рассказывает "Марчекан". — А у меня родственники живут в Красном Луче! До Донецка — рукой подать. Потом я узнал, что набирают людей в добровольческие батальоны для оказания помощи Донбассу. Внутреннее чувство справедливости всегда вело меня при принятии жизненных решений. Я был готов сразу ехать добровольцем, но ответственность перед близкими заставила решить вначале семейные дела.
Решение семейных вопросов, связанных с устройством сына и организацией жилья в Севастополе, куда он окончательно переехал в 2022 году, и другие хозяйственные дела затянулись на несколько лет. В 2024-м сказал себе: "Довольно! Надо ехать на Донбасс! Все жизненные этапы мужчины я прошел. Дети выросли и живут своими семьями. Пора!"
Но вот так сразу, с кондачка идти в военкомат — это не в природе "Марчекана". К тому времени ему было уже 60. Немолодой для сражающегося мужчины возраст. Он хорошо понимал, что самое главное для солдата — иметь отменное здоровье, сильные ноги и такую же сильную спину. И он стал каждый день бегать на большие дистанции. Потом стал бегать с рюкзаком, куда помещал две 5-литровые бутыли с водой. Делал бесчисленное количество приседаний, разные силовые упражнения. Получил необходимые знания на курсах тактической медицины. И только после этого, ощутив себя готовым бойцом, обратился в военкомат.
— Что мною двигало? Скажу без всякого пафоса: я понял, что нужно защищать Родину. Это чувство у меня от матери, она была искренней патриоткой. А еще мною двигало чувство, оставшееся от школьного воспитания.
В военкомате "Марчекан"у у предложили войти в одно из формирований БАРС. В Ростовской области на учебном полигоне его научили стрелять из всех видов оружия, включая ручной пулемет и РПГ. И там он убедился, что не зря тренировал свои ноги. Некоторые "барсовцы" валились на землю от усталости после стрельб и занятий по тактике.
Вскоре "Марчекан" оказался на передовой. Там его включили в подразделение, находившееся на линии боевого соприкосновения, задача которого — контролировать передвижение противника. Если враг будет атаковать — сдерживать его.
— Позиция наша располагалась в лесополосе, над которой постоянно пролетали вражеские дроны. Как мы выяснили, именно над нашими окопами начинались их маршруты при движении по передовой и вглубь наших позиций, — вспоминает "Марчекан". — В одном месте лесополоса заканчивалась открытым полем. Саперы протянули через опасное место веревку, которую мы называли "веревкой жизни". По ней мы и ходили, прячась от дронов, за водой и продуктами питания к укромному пункту, находившемуся на удалении. На том пункте дежурили командир нашего подразделения и санитар. Там же хранились консервы, питьевая вода, окопные свечи и многое другое.
По "веревке жизни" бойцы старались передвигаться утром, "по-серому", как у них принято говорить.
— Желательно, чтобы шел дождь или снег, или чтобы туман висел, но это не всегда бывает, — вспоминает "Марчекан" .
Спрашиваю: "А что в окопах происходило?" Мнется, не знает, что сказать. С большим трудом дожидаюсь ответа:
— Представьте себе: вот мы расположились на линии боевого соприкосновения. В 400–500 метрах от нас — вэсэушники. Каждый день по нам 3–4 обстрела. А на позиции — мы, мужики с автоматами, очень разные по возрасту. Есть молодые, есть пожилые. Я был одним из самых старых.
Далее "Марчекан" поведал об окопных буднях:
— По званию я — рядовой. Потом меня назначили командиром отделения. Хотя там, на "передке", есть рядовые, которые командуют отделением, взводом, а иногда даже и ротой. Все зависит от человека, от его способности знать людей, понимать их, организовать их, от его желания служить Родине.
На "передке", по словам "Марчекана", люди сходятся друг с другом быстро.
Воспоминания добровольца о реалиях трудно назвать живописными. Они совсем лишены романтических красок, встречающихся порой в хронике СВО:
— Иногда случалось, что питьевой воды у нас совсем не было. Мы уже и палатку натянули для сбора дождевой воды, а дождя все нет и нет. И дроны висят круглосуточно. Поэтому мы чуть ли не из луж пили воду.
А вот еще одна история:
— Случай произошел уже на линии боевого соприкосновения, когда я, решив пройтись по лесополосе, показал свое полное безрассудство и самоуверенность. Я отправился по лесополосе налегке, без бронежилета, каски, аптечки, только с автоматом. Знал, что могут налететь дроны, но понадеялся на свою осторожность. Удалился от наших и вдруг вижу — на меня летит дрон! Звук у него такой неприятный: "З-з-з-з". Звук смерти. Дрон сделал разворот, готовясь ударить по мне. Я давай бежать от него, мчусь, что есть сил, по "зеленке". Понимаю, что, когда дрон будет нападать на меня, то запутается в ветках деревьев. А он тем временем не отстает. Тогда я рванул в противоположную сторону. Дрон тут же изменил направление атаки, приноравливаясь к моим метаниям. Погоня смерти за мной закончилась тем, что в самый последний момент он "сработал" в ветвях деревьев — взорвался на некотором расстоянии от меня. Так и закончилась эта история. Однако в один из дней именно от дрона получил ранение: контузию и акубаротравму. Я и мои товарищи были тогда атакованы роем дронов, "сбросников" и "камикадзе".
— У добровольцев-крымчан БАРСа высок авторитет отдельной гвардейской бригады морской пехоты Черноморского флота, — рассказал "Марчекан". — Бывало, окажусь я на коротком отдыхе в расположении роты, где можно помыться, побриться, сменить одежду, и смотрю вместе с ребятами телевизионные новости. Показывают успехи севастопольских морпехов. Наш командир тут же в полный голос комментирует их подвиги: "Смотрите, крымчане, как надо воевать! Берите пример с черноморцев, с морской пехоты!". Мы же не отставали от морпехов, большинство крымчан служили Родине смело, геройски.
И вот одна особенность, очень необычная, которую "Марчекан" отметил с нескрываемым удивлением:
— Странное дело, — говорит он. — Все время, когда я был на линии боевого соприкосновения, я ни разу не болел и не простужался, не болели у меня ни спина, ни желудок. Вообще ничего не болело! Даже температура не поднималась. А ведь на голой земле спал, под открытым небом! Но стоило вернуться в Севастополь, поплавать немного в море — и тут же простуда. Чудеса!
В завершение разговора "Марчекан" ответил на мой вопрос: появлялось ли у него на передовой хотя бы раз желание о чем-нибудь помечтать?
- Солдатская жизнь на линии боевого соприкосновения — это великий труд и терпение! — ответил он уверенно. — Это скромная, аскетичная еда и жажда, постоянные обстрелы противником. Это красные глаза и мозоли на руках. Единственное, о чем мечтает солдат, — это поспать. По такому поводу вспоминается один случай. Возвратился я однажды, когда уже был командиром отделения, на свою позицию. До этого заводил "по-серому" бойца на линию боевого соприкосновения, несколько ночей подряд дежурил и так устал, что прямо с ног валюсь. А тут наш танк выкатился на удалении 150 метров от меня и давай "работать". Каждые две минуты выстрел. Окоп мой от очередного выстрела вздрагивает, сверху на меня земля сыплется. Смотрю воспаленными глазами на танк и не замечаю, как уснул, хотя от выстрела вместе с окопом вздрагиваю и камешки на меня сверху падают, по каске стучат. А мне хоть бы что — сплю. Ребятам рассказал об этом, так они смеялись: "Кому звук ручейка нужен для сна, — говорили, — а солдату и выстрелы своего танка сойдут".
Владимир ГУБАНОВ